Что связано в нашем сознании с именем варяжского князя Олега, прозванного за дальновидность, прозорливость и военную хитрость «Вещим»? Наверное, многие вспомнят знаменитые, со школьных времен врезавшиеся в память, пушкинские строки, как князь решил «отмстить неразумным хазарам», как не пощадил их «сёла и нивы» и как печально закончил земной путь, приняв смерть «от коня своего».
Чуть более интересующиеся историей читатели вспомнят успешные военные походы (набеги) князя на величественную Византийскую империю, а также их следствие - мирные русско-византийские договоры 907 и 911 года (есть версия, что именно текст одного из договоров, а вовсе не щит «прибил» Олег «к вратам Цареграда»). Ещё вспомнят об убийстве князей киевских Аскольда и Дира и знаменитые слова о нынешней украинской столице: «Да будет это мать городам русским».
Но мало кому известна интересная нумизматическая история, связанная с именем Вещего Олега…
А дело было так. В сороковые годы 19-го столетия на службу к русскому Государю в Первое отделение Императорского Эрмитажа поступил некто Бернгард Карл фон Кёне.
Молодой человек, происходивший из семьи немецкого тайного государственного архивариуса, чин имел небольшой - коллежский асессор (8-й класс гражданских чинов по петровской Табеле о рангах ). Однако за его плечами уже была защищенная диссертация о монетах Фридриха II Бранденбургского, профессорское звание Берлинского университета и опыт руководства историческим журналом, где печатались и статьи по нумизматике и геральдике.
Знания и способности организатора Борис Васильевич (именно такое имя взял себе наш герой, перейдя на русскую службу) Кёне начал успешно применять и в Санкт-Петербурге, приступив к созданию нумизматического общества с археологическим уклоном. Именно этой его инициативе русская наука обязана появлением Археологическо-Нумизматического общества, переименованного в дальнейшем в Русское Археологическое общество.
Большой государственный герб Российской империи
Оставил свой след наш герой и в российской геральдике. В 50-е годы 19 века он создаёт Большой государственный герб Российской империи, систематизирует и модернизирует российские родовые и территориальные гербы, осуществляет разработку чёрно-жёлто(золотого)-белого государственного флага, более известного, как имперский флаг.
Имперский флаг
Так бы и оставил Борис Васильевич после себя славную и добрую память в истории русской исторической науки, если бы в 1858 году в Стокгольмском королевском минц-кабинете (по-русски говоря – в хранилище медалей и монет) он не обнаружил одну древнерусскую монету.
На её лицевой стороне, как он считал, изображен воин (сам Олег Вещий) с сияющим нимбом над головой, а в руках держащий щит и копьё. Слова по кругу монеты Кёне интерпретировал как латинские - Oleg Rex.
На оборотной же стороне монеты изображен знак Рюриковичей - родовая тамга в виде трезубца. Надпись на этой стороне он прочитал как латинские же слова - Regwigw о Nrogad, переведя их как «Регвигв в Новгороде». Кем был этот Регвигв из Новгорода, Кёне не уточнил, а лишь предположил, что это имя неизвестного новгородского монетчика из варягов. Учитывая, что Олег княжил в Новгороде с 879 по 882 год, то именно к этому периоду Кёне и отнес время чеканки найденной им монеты!
Казалось бы, открытие должно потрясти нумизматический мир, ведь до этого момента никакими фактами, свидетельствующими о существовании русских монет времен княжения Олега, историческая наука не обладала. Однако сомнения в правильности датировки монеты появились почти сразу.
Изучение монеты Вещего Олега было поручено известному знатоку предметов русской старины и нумизмату А.А. Кунику. Ученый предположил, что монета представляет собой новый экземпляр, так называемого Ярославова «сребра» - серебряных монет, чеканившихся в начале правления Ярослава Мудрого. По ходатайству Куника сделали официальное обращение в Стокгольм с просьбой прислать более подробное изображение монеты и уточнить время её чеканки.
Ответ из Стокгольма не заставил себя ждать. В нем определенно сообщалось, что конкретное происхождение образца, найденного Кёне, неизвестно, но по чеканке можно судить, что монета принадлежит не ко времени правления Олега, а, как и предполагал Куник, ко времени правления Ярослава Мудрого. Использовав эти сведения Куник, подготовил донесение, в котором, как ему справедливо казалось, полностью разоблачил легенду о «монете Вещего Олега».
Но Кёне ещё не сдался, ведь на кону стояла слава первооткрывателя самого древнего подлинного предмета русской старины, обнаружение которого, без сомнений, составляло особенную гордость нумизмата!
Летом 1859 года он представил руководству соответствующего отделения Государственного Эрмитажа очередную записку, в которой предложил новые доводы в поддержку своей датировки монеты. Выразив негодование по поводу прочтения Куником вышеупомянутых латинских надписей с помощью греческого и старославянского языков, он будто бы забыл объяснить факт, что на варяжской монете имя князя дано в славянизированном варианте Oleg, а не в скандинавском Helgi. Более того, как только не отзывался в записке Кёне о своих оппонентах: отказывал им в знании нумизматических основ, обвинял в невежестве и непрофессионализме, попрекал отсутствием научных трудов!
Реакция со стороны ученого сообщества на столь острые и скандальные высказывания не заставила себя ждать. Уже в следующем 1860 году вышло в свет скрупулезное и основательное исследование всё того же Куника о монетах Ярослава Мудрого.
В ней он более подробно осветил вопрос о сребрениках Ярослава Мудрого и окончательно опроверг заблуждения Кёне. В частности, Куник показал, что на лицевой стороне монеты изображён вовсе не вещий Олег, а святой Георгий Победоносец – небесный покровитель князя Ярослава. Надпись, которую Кёне принял за латинскую, на самом деле греческая и означает «святой Георгий» (Кёне принял греческие буквы О (сокращение от греческого «агиос», то есть «святой»), Г, Е за латинские OLE и т. д.). Изображение на оборотной стороне с трезубцем соответствует другим экземплярам сребреников Ярослава, а надпись читается на кириллице как «Ярославле сребро», а не Regwigw о Nrogad, как предполагал Кёне.
Доказательства, приведенные Куником, были более чем убедительны, вопрос о датировке монеты Вещего Олега больше не поднимался в научной среде, репутации Кёне был нанесен сокрушительный удар. Навсегда осталось загадкой как Кёне с его многолетним опытом и неоспоримыми знаниями в области нумизматики мог решиться на такое странное толкование, в сущности, простого предмета и как мог так долго настаивать на своём мнении.
Но ажиотаж вокруг научного казуса с «монетой Олега» не утихал. К скандалу подключились представители общественности. Археолог Е.Е. Люценко посвятил Кёне язвительные и издевательские строчки популярной в свое время «Археологической оды». А известный литературный критик В.В. Стасов напечатал гневную заметку в журнале «Русский вестник», вынеся научный вопрос за рамки исторического сообщества. Стасов обвинил Кёне в непомерном тщеславии, карьеризме и в отсутствии патриотизма, предложив ему, и подобным людям «которым нет никакого дела до русской науки» отправляться обратно в «родной Vaterland» (т.е. на историческую родину).
Естественно, что восстановить свое реноме в научной среде Кёне уже не смог. Весной 1883 года он, будто бы прислушавшись к совету Стасова, отправился «отдохнуть» от нумизматических трудов в Германию, где в феврале 1886 года и закончил свои дни.
Вот такая, во многом смешная, во многом грустная, но однозначно поучительная нумизматическая история связана с именем варяжского князя Олега.
